Юрий Нагибин: «Счастье в любимой женщине…»

Нагибин проводил меня до калитки дачи. 
 
— Вот умру, — сказал мне, прощаясь, — годика через два и публикуй наш разговор в большой прессе. Когда улягутся обиды, успокоится душа. 
 
И ткнулся в мою щеку сухими губами.
 
— Юрий Маркович, что такое счастье?
 
— Вы помните «Прощай, оружие!» Хемингуэя? Там лейтенант Генри отвечает на ваш вопрос: счастье — в любимой женщине. Когда я прочел этот ответ лейтенанта, то, помню, подумал: Боже мой, как бедно... Гораздо большее счастье в творчестве, в путешествиях, приключениях... Такое запоздалое мушкетерство во мне говорило. Уж любимая женщина, она всегда найдется, думал я.
Мне скоро 75 лет, и я пришел к этой необычайной мудрости лейтенанта Генри и Хемингуэя: счастье — в любимой женщине.
 
Я был шесть раз женат, и каждая женщина что-то вносила в мою жизнь. Я думаю, что и я каждой из них что-то дал, а был не только мужем. Та, с кем я был счастлив, становилась моей женой. Моя первая любовь — моя первая жена...
 
Я очень много ездил. Кроме Южной Америки, в которую меня почему-то упорно не пускали, был почти везде. Был в Африке и написал книгу «Моя Африка». Был в Австралии, на некоторых экзотических островах... Был в большей части Азии, объехал всю Европу, читал лекции в университетах США и Канады... Замечательно, все прекрасно. Ну и что? Дало мне это чувство счастья? Не знаю...
 
Я замечательно работаю в своей профессии, но и это трудно назвать счастьем. Только муки в этом, постоянное чувство неудовлетворенности собой. Это мое главное дело, но не главное счастье. Возможно, в конечном итоге это может оказаться высшим счастьем в моей жизни, то, что я делаю, но сам я как счастье это не ощущаю. Меня до сих пор, как ни странно, не разочаровал лишь один-единственный мой рассказ. Это «Рассказ синего лягушонка». Это рассказ об Алле, моей последней жене. Я превратился в лягушонка, а потом встретил косулю, в которую превратилась Алла.
 
«К поре нашей встречи во мне угасли низкие страсти затянувшейся молодости (справедливо, что не дает плодов то дерево, которое не цвело весной, но плохо, когда весна слишком затягивается и цветенье становится ложным — пустоцвет), и, уже не отягощенный ими, каждый Божий день, каждый Божий час жил своей любовью, что не мешало работе, радости от книг, музыки, живописи, новых мест, социальной заинтересованности и все обостряющемуся чувству природы». 
(Из «Рассказа синего лягушонка»)
Мы недавно отметили серебряную свадьбу, мы больше 25 лет вместе. Это очень много. Мы живем вдвоем, у нас нет детей. Умерли моя мать и отчим, которые жили здесь, умерла мама Аллы. Казалось бы, мы могли надоесть друг другу, утомить друг друга. Долгие годы не скрепляют, а скорее разъединяют людей. А мы счастливы.
 
Алла не только следует, она часто опережает мою душу.
 
Гете сказал: «Трудно любить за что-нибудь, легко любить ни за что». А у меня другое: я знаю, за что люблю, и знаю, что ни за что — тоже. Это самое большое счастье в жизни для мужчины — такая подруга.
 
— Юрий Маркович, ваш отчим, писатель Рыкачев, был очень дружен с Андреем Платоновым, с Борисом Пастернаком. Рыкачеву и Платонову вы обязаны вашему литературному научению. Вы даже писали, что Платонов делал все, чтобы вытравить себя из вашей ранней прозы, вы начали ему подражать... Но вы ведь и наблюдали личную жизнь этих великих людей, их драмы, разрывы. И их счастье... Вот этот опыт вам, тогда еще юноше, что-то дал?
 
— Сейчас модно раздувать авторитет жен великих людей. Читатели с упоением читают воспоминания той или иной жены того или иного писателя, поэта... Читают их опубликованные письма. Я сейчас понимаю, что в сфере небесных талантов все абсолютно связаны. Как и в сфере бездарностей.
 
Невероятно подняли авторитет Натальи Николаевны Пушкиной, а она совершенно не заслуживает того фимиама, который вокруг нее раздувают. Самое лучшее свидетельство о поэте — сам поэт. Возьмите письма Пушкина к самым близким ему людям, к друзьям, к тому же Нащекину... Сколько в них игры, культуры, знаний... Сколько там глубины, сколько там Пушкина! И вот его письма к жене. Он, как всегда, пишет стилистически блестяще, он не может иначе, но о чем он пишет? Он передает ей сплетни, какую-то чепуху пишет. Конечно, ему было, что ей сказать, но ей было это не нужно, и Пушкин это понимал. Это шло бы в пустую, поверхностную, неценную душу. Она всегда была пустая, холодная, глупая баба, хотя и родила ему кучу детей.
 
Я хорошо знал жену Пастернака Зинаиду Николаевну, бывшую Нейгауз. Поймите, я не отношусь и не мог относиться к ней предвзято: как можно относиться к жене поэта, которого боготворишь? Но эта связь была гибелью для поэта. Зинаида Николаевна была крайне резка, даже груба с ним. Я их наблюдал, и у меня не шелохнулось ни одного теплого чувства. Он умирал от рака легкого на первом этаже дома, а компания во главе с Зинаидой Николаевной на втором этаже дулась в карты...
 
Я не хочу об этом говорить. Мне трудно об этом говорить...
 
 
 
 
 
 
 
 
По материалам:  Первого Подмосковного медиа event Портала