КУМИР:
Ода невольности
Европейский композитор положил на музыку стихи гонимых классиков, заключенных гулаговских «зон» и старинной французской тюрьмы
В Перми прозвучала мировая премьера сочинения для хора французского композитора Филиппа Эрсана «Tristia, или Скорбные элегии». Прологом для нее послужил прозаический отрывок «Тропа» Варлама Шаламова.
«В тайге у меня была тропа чудесная. Сам я ее проложил летом, когда запасал дрова на зиму. Сушняка вокруг избы было много — конусообразные лиственницы, серые, как из папье-маше, были натыканы в болоте, будто колья», — звучал мерный голос чтеца, сопровождаемый лишь аккордеонными руладами.
Затем в кантате настала французская часть, перемежавшаяся, тем не менее, номерами на русском. Среди текстов были «Щегол» и «Заблудился я в небе…»Осипа Мандельштама, но больше стихов малоизвестных и совсем незнакомых авторов. Работая над русской частью, Эрсан основывался на сборнике лагерной лирики, присланном ему Пермской оперой; а там, например, были стихи и анонимов, и у которых осталось только имя автора без фамилии…
Примечательно, что часть неволи наиболее прославленных поэтов, чьи творения вплетены в сочинение, Мандельштама и Шаламова, прошла на пермской земле: Осип Эмильевич пребывал здесь в краткосрочной ссылке, а будущий печальник Колымы был занят здесь на строительстве целлюлозно-бумажного завода.
Кроме них, из авторов наиболее известна, пожалуй, разве что Светлана Шилова с ее ироническим «Милым зеком», написанным в начале пятидесятых в Потьме:
Милый зек, я вас любила,
именно такого,
когда увидела я вас,
немножко доходного.
В 2015 году монастырю Клерво на востоке Франции исполнилось 900 лет. Монастырем он остался только по архитектурному облику: еще при Наполеоне он стал тюрьмой для осужденных за опасные преступления, в таком статусе и поныне.
Отметить юбилей готовились нетривиально: предложив заключенным участие в поэтической лаборатории.
Филипп Эрсан в течение четырех лет занимался с осужденными, кладя наивные тексты самодеятельных пиитов на свои ноты. «Да, знаю, все это опасные преступники», — помнит он.
Один из осужденных, избравший псевдоним Takezo, выучивший за решеткой японский язык, написал хокку на нем. Это самое короткое стихотворение в либретто кантаты:
Ни печали, ни ненависти.
Дзэн есть дзэн.
Ни решетки, ни цепей.
Другой, предпочитавший, чтобы его знали по имени Dume’, творил на родном корсиканском наречии.
Проект нашумел в Европе, произведение Эрсана вышло на диске. Впечатленный им художественный руководитель Пермского академического театра им. П. И. Чайковского Теодор Курентзис предложил композитору продолжить, написав уже на стихи советских зэков. Долго уговаривать не пришлось. В рамках 10-го международного Дягилевского фестиваля, прошедшего в Перми, и состоялась премьера «расширенного» и дополненного — на 37 вокальных номеров и почти два часа продолжительностью, — сочинения в концертной версии. Его воплотили хор MusicAeterna и камерный состав музыкантов — двенадцать членов оркестра. Дирижировал Теодор Курентзис.
Филипп Эрсан использовал широкий диапазон мелодий: тут и народные мотивы, и вальс, и марш, и традиционное корсиканское пение, и моментально тревожащий всякое русское сердце колокольный бой.
— Может, прозвучит неожиданно, но ритм русских текстов служил мне источником вдохновения больше, чем французских, — комментировал Эрсан. —Потому что это были именно стихи. Тексты на французском же больше тяготели к прозе. Музыкальность вашего языка вдохновляла меня, не говорящего по-русски!
Хотя, и тут с Эрсаном следует только согласиться, дело не только в пленительном богатстве языка Пушкина и Тургенева, но и в генезисе лирики.
Французские осужденные все дилетанты в художественном слове. В наш ГУЛАГ загремело много профессиональных литераторов.
Затем, французы свой срок мотают по большей части в четырех стенах камеры. Жизнь советских «зэков», напротив, протекала на лесоповале и при иных занятиях на свежем воздухе; быт, вестимо, диктует содержание и стиль.
Наконец, заключенные Клерво все сидят в одном месте и по большей части знакомы между собой. Авторы из «лагерного» сборника пребывали в лагерях в разных концах страны, и ныне вряд ли кто из них остался среди живущих. Самые ранние стихи из положенных на музыку русских текстов датированы, по словам Эрсана, двадцатыми годами.
Однако при всей разнице есть и общие черты.
— Это тема времени, категории, важной для человека, лишенного свободы, —рассуждает композитор. — Затем, образы птиц и там, и тут, яркий пример — мандельштамовский щегол. И, конечно, покоряющая искренность их строк и сила мечты, являемая в них.
Tristia называется сборник Мандельштама, вышедший в 1922 году. В свою очередь, он отсылает к циклу Овидия «Скорбные элегии».
Представить инсценировку «Тристии» пермский театр готовится в декабре уже на своей большой сцене, кандидатура режиссера обсуждается. А аббатство Клерво, кстати, в 2017 году будет «расселено»: заключенных переведут в другие тюрьмы, архитектурный ансамбль ожидает реконструкция.
По материалам: godliteratury.ruекст: Игорь Карнаухов/РГ, ПермьФото: http://co6op.narod.ru; предоставлено Пермским театром оперы и балета /Эдвард Тихонов