Антон Алиханов
В большом интервью губернатор Калининградской области Антон Алиханов рассказал о том, чего хочет добиться на своём посту, есть ли у Кремля новый план для региона, почему намерен продолжать финансировать местные СМИ, что происходит с застройкой Острова и реконструкцией аэропорта «Храброво», а также — почему Кафка вертится в гробу от системы документооборота в местном правительстве.
— Антон Андреевич, зачем вы здесь?
— Я здесь исполняю обязанности губернатора, ровно за этим. И чтобы, если будет доверие людей, избраться губернатором в следующем сентябре.
— Это я понимаю. Но зачем здесь именно вы — и зачем вы именно здесь? Ведь зачем-то вас направили сюда, в Калининград, к которому вы не имели особого отношения на прежней работе. И, с другой стороны, сюда могли прислать кого угодно, в федеральных ведомствах наверняка много молодых и амбициозных руководителей департаментов. Но назначены врио губернатора были вы. Почему? Может быть, вам объяснили? Поверьте, это многих интересует. В вашем отношении этот вопрос куда важнее, нежели в отношении прежних губернаторов-назначенцев, Георгия Бооса и Николая Цуканова. Их биография была куда более очевидной для таких кадровых манёвров.
— Я отвечу следующим образом: скажу, чего бы мне здесь хотелось добиться. А именно: сделать действительно что-нибудь великое для этого региона. Оставить после себя такое, смотря на что люди будут вспоминать в том числе и меня. Все же называют наше Приморское полукольцо «боосбаном». Конечно, хотелось, чтобы мы закончили его. И вторую часть называли как-то ещё.
Мне хочется сделать так, чтобы люди сюда приезжали, чтобы им здесь нравилось, чтобы они хотели здесь остаться. А не использовали Калининград как какой-то временный трамплин для дальнейшей жизни.
— Вы чувствуете, что не так много людей хотят здесь остаться? Меньше, чем стоило бы?
— Если сравнивать Калининградскую область и город Калининград с другими регионами, мы выглядим очень хорошо. И с точки зрения привлекательности для жизни — здесь отличное место.
Но ещё очень много предстоит сделать, чтобы превратить область в регион, куда хотели бы приезжать, может быть, не только жители нашей страны, но и иностранные туристы. Сделать его конфеткой мирового масштаба.
— Такая задача стоит? Создания «международной конфетки»? От вашего кратковременного предшественника мы слышали фразу про «витрину России». Означают ли эти тезисы, что в условном Кремле сформировался, наконец, тот самый план для Калининграда? И как этот план по созданию витрины может сочетаться с очень сложной международной обстановкой и очевидными оборонными функциями региона-эксклава?
— Может быть, параллели, которые я приведу, не совсем корректны или очевидны. Но возьмём тот же Сингапур. Когда он становился независимым, была реальная угроза того, что Малайзия попросту его захватит. Тем не менее Ли Куан Ю (первый премьер-министр Сингапура, один из создателей сингапурского «экономического чуда» — прим. «Нового Калининграда.Ru») защитил независимость этого государства вовсе не с помощью штыков. Да, там были неоднозначные нормы, вроде проживания на определенной территории не более определённого процента малайцев. Но эти меры позволили сохранить государство.
Вопрос наращивания группировки Балтфлота в Калининградской области не кажется мне проблемой для инвестиций в наш регион. Ядерный потенциал, который США разместят на Гавайях — это проблема для инвестиций в американскую экономику? Я не военный стратег, но, на мой взгляд, ядерный паритет, существующий в мире, делает серьёзную войну с нашей страной (и слава Богу) невозможной. Поэтому сюда можно свезти хоть весь ядерный потенциал. Но от этого ничего глобально не поменяется. Говорить о том, что мы форпост или что-то иное — довольно-таки надуманно. Мы с вами не должны концентрироваться на этом. Нам стоит думать о том, чтобы здесь было приятно, комфортно, хорошо жить.
А Балтфлоту я очень благодарен — из-за их присутствия здесь я чувствую относительную безопасность. И мне кажется, что все люди, которые живут в нашей стране, чувствуют себя в безопасности благодаря мощи наших армии и флота. Что же в этом плохого? Страна, которая является сильной, должна быть объектом для инвестиций.
Что же до плана… Мы всё время ждём, что нам кто-то расскажет, кто мы такие. Или что нам делать, куда бежать. Наверное, все люди страдают проблемой поиска смысла жизни. Но здесь это — возможно, за счёт придуманной местами оторванности — чувствуется острее. И вопрос становится краеугольным, хочется всё время, чтобы кто-то пришёл и на него ответил. А мне кажется, что нужно просто жить, трудиться, делать жизнь вокруг себя лучше. И через малые дела обретать смысл.
— Это ведь ещё объясняется устройством нашего государства. У нас всё время кто-то, точнее — один и тот же человек, уже 16 лет приходит и говорит, что надо делать. В том числе и нам в Калининграде.
— Но мне кажется, что каждый сам хозяин своей судьбы. Огромный выбор того, где можно приложить свою энергию.
«Зачем мне куча слабаков и дармоедов?»
— Кстати, о выборах. Да и не только о них. То, о чём вы говорите, витрина с конфеткой, требует совместного труда многих жителей региона, Для этого они должны вам поверить, что не очень просто, потому что люди вас не знают. Как вы намерены завоёвывать их доверие? Чтобы они верили вам, чтобы вместе делали то, что вы предлагаете?
— Главное — людям не врать. Дать им надежду. И систематизировать то, что мы собираемся делать. Вопросы, которые волнуют жителей, нам понятны. Конечно, мы сильно страдаем от всяких экономических неурядиц. И одним из акцентов будут экономические вопросы, которые позволят нам вытянуть самих себя «за волосы» из инвестиционной ямы, в которую попала вся страна, а Калининградская область — даже больше.
Сегодня я открывал детскую площадку в Донском, общался с людьми и с их детьми. Часа два обходили разбитые дороги, убитый садик. Хотя процентов 80 домов там отремонтированы, но дороги разбиты, ливневой канализации нет, всё в ужасном состоянии и выглядит неприглядно. Будем пытаться помогать.
Сегодня одна женщина жаловалась на то, что глава района живёт в Калининграде и на работе появляется один раз в неделю, на два часа. Чем же этот глава так занят, что не может посвящать своим жителям побольше времени?
— И что вы с таким главой будете делать?
— Ну, как минимум я дал ему поручение приезжать в свой район почаще. Вообще же, нужно проводить муниципальную реформу.
— Опять?!
— Ну да, на 2018 год у нас запланировано превращение Светлогорского муниципального района в городской округ. А есть отдельные муниципалитеты, по поводу которых у нас вообще есть сомнения в целесообразности их самостоятельного существования.
— Даже боюсь посчитать, какой это будет этап муниципальной реформы.
— Совершенству нет предела.
— Но ресурс исчерпаем. Бесконечное реформирование местного самоуправления привело к его вырождению. Потеря муниципалитетами ресурсов, в первую очередь бюджетных, превратила их в пародию на власть.
— Мне кажется, что нынешняя реформа, наоборот, подтянет муниципалитеты, в том числе и в экономическом плане. Тот же Александр Торба (глава администрации Гвардейского городского округа — прим. «Нового Калининграда.Ru») практически заканчивает борьбу с тяжёлым наследством, которое ему досталось от предыдущей схемы управления.
Ректор БФУ Андрей Клемешев делал для нас анализ того, как делилась Калининградская область в советское время. Знаете, там были весьма грамотные решения по поводу формирования муниципалитетов, основанные, в том числе, на экономических связях. При всей любви к Ладушкину — зачем ему быть самостоятельным муниципалитетом?
— Вы вообще за сильные муниципалитеты? В первую очередь, конечно, сильные в смысле бюджета.
— Конечно. Объясню через спортивный пример: нужно всегда соревноваться с более сильным партнёром. Зачем мне куча слабаков и дармоедов? Я за то, чтобы главы имели ресурс, чтобы с них можно было спросить за их работу. Но и сейчас ресурсы огромные, просто зачастую глава не туда смотрит и не тем занят.
— К сожалению, в результате этой порядком подзатянувшейся реформы, а ещё более — в результате выхолащивания с целью обеспечить лояльность вышестоящей власти, в муниципалитетах осталось немного профессионалов. Люди просто не верят в то, что местное самоуправление — это та сфера, где им стоит реализовывать свой потенциал.
— А ещё проблема — это оплата труда. Но поднять чиновникам зарплаты — это слишком прямолинейно. Когда я пришёл в региональное правительство, я подумал, что Кафка, наверное, переворачивается в гробу. Потому что он не успел описать документооборот в правительстве. Он такой тройной, двойной бумажный и сверху ещё электронный. Непонятно, зачем нужны бумажные, если есть электронный. И неясно, зачем электронный, если есть два бумажных.
В Минпромторге, где я работал ранее, электронный документооборот внедрили за полгода. И я забыл, что такое бумага вообще. Она заходила в ведомство, сканировалась, дальше вся работа шла через iPad. Едешь на работу, стоишь в пробке, расписываешь, подписываешь… Как минимум человек 20–25 потеряли работу, потому что стали не нужны.
Наша экономика не сильно пострадает, если сократится число чиновников. К слову, я чиновник с самого начала своей карьеры, но мне кажется, автоматизация процессов с целью сокращения персонала и повышения зарплат оставшимся очень важна.
«Я кандидат в члены партии»
— Кадровый состав кабинета министров был обновлён после вашего назначения лишь в части, работающей с реальным сектором. Социальный и политический блоки остались почти нетронутыми. Я сейчас говорю не о персоналиях, меня более интересует принцип. Почему вы обновили экономический блок и оставили на своих местах министров социального и политического? Там всё в порядке и люди хорошо работают? Или экономика в приоритете, а до остального руки не дошли?
— Нет, это очень важные направления, особенно социальное. Мы подбираем сейчас человека на пост профильного вице-премьера.
— Если бы здесь оставался занимавший этот пост ранее депутат Госдумы Алексей Силанов, он бы вам подошёл?
— Конечно. Для меня, как главы правительства, уход Алексея Николаевича в Госдуму — это просто удар под дых.
— Ну, зато он теперь вовсю ездит в Приднестровье, в фейсбуке про это пишет.
— У Силанова есть фейсбук?
— А они все перед выборами завели себе фейсбуки, а после выборов уволили райтеров, которые туда писали, теперь пишут сами, и есть проблемы, у Пятикопа, например.
— (смеётся) Ну так вот, на социальный блок мы сейчас ведём подбор кандидата. А по поводу экономистов всё чуть проще, я их побольше знаю ввиду той работы, которой занимался. Важны все блоки. Если я скажу, что меня устраивают все мои подчинённые, вы, конечно, не поверите.
— Ну да, мы слышали, как вы кричали на них на оперативном совещании по поводу темпов реализации ФЦП.
— Всех мы будем оценивать, исходя из того, как люди выполняют свои профессиональные обязанности. Не можешь — до свидания. Можешь — добро пожаловать.
— Вы первый за более чем 10 лет губернатор нашей области, не имеющий ярко выраженной политической окраски. Хотя, может быть, вы член партии, я не в курсе.
— Я кандидат в члены партии.
— Пока доверие не оказали старшие товарищи?
— Пока нет, надеюсь, что мне предстоит его получить.
— Это ведь та самая партия?
— Да.
— Партийная составляющая будет оказывать влияние на работу правительства? Как Георгий Боос, так и Николай Цуканов, ваши предшественники, открыто называли свои правительства партийными.
— То, что мы делаем в правительстве, совпадает с политикой «Единой России» если не на сто процентов, то очень серьёзно.
— Политика «Единой России»? А вы понимаете, в чём она заключается?
— Ну, как минимум программу партии перед выборами в Госдуму я читал. Несогласия ни один из тезисов этой программы у меня не вызвал. Может быть, она чересчур центристская, но ничего плохого я в этом не вижу. Наоборот, я противник экстремизма в этом смысле.
Вообще, мне удивительно слышать то, что вы говорите. Я, конечно, никогда не говорил об этом с Николаем Николаевичем, но наше правительство я никогда не воспринимал как партийное. Мне кажется, что здесь был более технократически-функциональный принцип.
— Ну, вообще-то сам Цуканов года полтора даже лично возглавлял региональное отделение «Единой России».
— Да? Ну, хорошо. Интересно, кстати, сколько сотрудников правительства являются членами партии. Этот вопрос пока не звучал. Для меня партийная принадлежность в вопросе подбора кадров не является ключевым параметром.
— И если вдруг обнаружится достойный кандидат на важный пост с иным политическим окрасом, вы назначите его без проблем?
— Да, несомненно. Если это, конечно, не какой-нибудь политический экстремист, член запрещённой партии.
«Без оппонентов нет вкуса жизни»
— Нынешняя облдума, избранная после того, как вы стали главой правительства — какое у вас от её состава впечатление, каким образом вы намерены с ней работать, заинтересованы ли в повышении самостоятельности Думы? В последние годы значительно снизилась её роль в качестве места генерации решений, функция свелась к одобрению решений, генерируемых в правительстве, с лёгкими, некритичными собственными поправками.
— Знаете, Алексей, я не очень сильно общался с облдумой в статусе зампреда. Но не могу сказать, что главы комитетов, являющиеся членами фракции «Единой России», не оказывают на правительство давления. Оказывают, и серьёзное. Мне приходится в чём-то соглашаться, в чём-то настаивать на своей позиции. Сказать, что Дума превратилась в место, где нужно вставить карточку и нажать на кнопочку, я не могу. Люди там собрались профессиональные, умные, с управленческим опытом, остались и старые кадры, работающие не первый созыв.
Я не хочу сказать, что намерен превратить Думу в какую-то оппозиционную структуру, такой задачи нет. Но мне хотелось бы, чтобы депутаты были нашими партнёрами в плане обсуждения вопросов и генерации новых идей. Я не собираюсь превращать парламент в место, где просто поднимают руки.
— Вам вообще нужны оппоненты? Вашим предшественникам они были абсолютно не нужны. Причём забавная штука: возможно, если бы у Георгия Бооса нашлись достойные оппоненты в той же облдуме в конце 2009 года, когда принималось решение о повышении ставки транспортного налога, вы бы здесь не появились, и в кресле губернатора до сих пор сидел бы он. Но большинство в облдуме тогда изображало полнейшее воодушевление, в едином порыве поддержало правительственный законопроект, через пару месяцев с ужасом смотрело на десятитысячный митинг, а еще менее чем через год было вынуждено одобрять нового губернатора.
— У меня такой интерес есть. Мне бы хотелось, чтобы работа правительства подвергалась конструктивной критике. Мы готовы прислушиваться, вступать в дискуссию, участвовать в ней. Мне неинтересна выжженная земля, по которой ходит один король, машет мечом, думает, что он один такой великий. Мне бы хотелось чего-то живого. А без оппонентов нет вкуса жизни.
— По поводу финансирования СМИ из бюджета я вас уже спрашивал, спрошу ещё раз и буду спрашивать впредь. Те, кто со сдержанным воодушевлением восприняли ваше назначение, ожидали, что вы избавитесь от такого пагубного, на мой взгляд, явления, как раздача бюджетных средств прессе, чтобы та живописала вашу деятельность. Вы решили эту практику сохранить, причём почти в тех же объемах, что и в прежние годы.
— Это уже не так, сейчас в облдуме мы предлагаем изменить объемы средств, выделяемые на эти цели. Мы нашли более важные вопросы, на которые можно потратить деньги. Но всё равно, такое финансирование в том или ином объеме сохранится.
— Зачем? Я понимаю, что есть муниципальные газеты, которые без бюджетного финансирования попросту умрут. Есть законодательная необходимость печатать нормативные акты в газете. С этим всё ясно. Зачем нужны пресловутые «госконтракты на освещение деятельности правительства», являющиеся на деле простой раздачей изданиям бюджетных средств?
— Я считаю, что если мы этот катетер с физраствором сейчас вытащим, то некоторые калининградские СМИ могут попросту умереть. Сейчас создалась ситуация, когда из, предположим, десяти умрут восемь. Я такого не хочу. Я за перемены, я за царство разума, но разум подсказывает, что, делая резкое движение, ты рискуешь свалиться в штопор.
Мы с вами понимаем, что калининградский рынок СМИ полон симулякров. Но для многих людей это основной источник получения информации. Смерть этих симулякров лишит их этой информации.
Вы говорите, что это не информация, а пропаганда. Знаете, я председатель правительства и врио губернатора… не знаю, сколько времени, я не считаю, но много. Три, наверное, месяца. И я ни разу пока никого ни о чём не просил — напечатайте это, а вот этого не пускайте, а вот того подсветите получше. Ни разу я не просил кого-то поставить в эфир, кого-то убрать. Я помню один из своих ранних походов в Думу, тогда там была депутатом Алла Войтова, и она активно «полоскала» министра финансов Виктора Порембского. Я просто включил микрофон на заднем ряду и выступил в его защиту. Её доводы мне показались смешными. И что её бояться? Дискутируйте, обосновывайте, её аргументы опрокидываются на щелчок пальцев. То же самое и со СМИ. Ни разу я не пробовал воспользоваться этим ресурсом. Может быть, конечно, ещё введут во искушение…
«Коллеги мне врут»
— Наверняка введут. Перейдём лучше к более конкретным, практическим вопросам. Я бы начал с Федеральной целевой программы развития региона. Я был, скажу прямо, поражён на минувшей неделе вашей резкой реакцией на информацию о темпах её реализации. Поражён по одной простой причине: вы больше года работаете в исполнительной власти Калининградской области. И для вас почему-то стало откровением то, что у нас на протяжении многих лет крайне низкие темпы исполнения ФЦП.
— Ну, во-первых, я ни дня не отвечал за ФЦП, пока был вице-премьером. Эту тему курировал не я, поэтому говорить о практиках освоения денег, строительства объектов мне не приходилось.
— Работа в правительстве Цуканова была настолько сегментирована, что вы за почти год работы ни разу не коснулись темы ФЦП?
— Во всяком случае, я в составе правительства был довольно сильно сегментирован. Поэтому этот вопрос до меня в общем, конечно, доходил — но я старался заниматься тем, что мне было поручено. Но меня вывели на такой жёсткий и откровенный разговор не только низкие темпы реализации программы. Когда я стал председателем правительства, я начал вникать в происходящее. До оперативного совещания, о котором вы говорите, мы обсуждали тему ФЦП трижды. И, собственно говоря, меня начало раздражать то, что по большинству объектов ситуация не менялась.
А по отдельным объектам меня попросту вводили в заблуждение, говоря, что всё хорошо, работы идут. А потом я неожиданно приезжал на объект и не видел ничего, перекати-поле. Это значит, что коллеги, с одной стороны, врут, с другой стороны — ничего не делают для того, чтобы ситуацию исправить.
— Так и есть, они вам врут.
— Поэтому все получили то, что заслужили. Исправятся — молодцы, не исправятся — будем действовать.
— Как действовать? Будет очередная смена кадров? Ведь эта проблема — низкое качество исполнения ФЦП — системная, продолжается из года в год.
— Всё же ситуация с исполнением ФЦП в последние годы в разы, если не в десятки раз лучше, чем в прошлом. Совершенству нет предела, но сейчас наступило время, когда совершенство необходимо — неосвоенные деньги мы вынуждены будем возвращать в федеральный бюджет. И это знание было дано нам не вчера и не позавчера. Нужно было вооружиться этой информацией и что-то делать. Не можешь — получай за это.
Если люди не будут справляться, даже несмотря на мои замечания в публичной сфере, если не одумаются и не приступят к работе, я перейду к другим решениям. Мне бы этого не хотелось. Мой принцип — это прощение и кооперация. Но, к сожалению, когда речь идёт о федеральных деньгах, я готов прощать — но уже в другом качестве.
— На днях стало известно о том, что генподрядчик на строительстве Театра эстрады, компания «Балтлитстрой» подала заявление о банкротстве, причина известна — невыплата за выполненные работы по строительству «Янтарь-Холла» и невозможность рассчитаться с субподрядчиками и собственным персоналом. Такие прецеденты, когда подрядчик на знаковом объекте не получает от правительства средства за выполненную работу, потому что не нашёл общего языка с чиновниками, и вынужден банкротиться, вряд ли улучшает ситуацию с освоением ФЦП. Другие десять раз подумают, прежде чем браться за подряды. Мало того, что ничего толком не заработаешь, так ещё и обанкротишься. У вас есть стратегия для предотвращения подобных случаев?
— Да. Я встречался с акционерами «Балтлитстроя» уже раза, наверное, четыре. И ситуация с «Балтлитстроем» для меня окутана пеленой тайны до сих пор. Как и ситуация с туберкулезным диспансером, как и ситуация с музыкальным колледжем. Я не профессионал в области финансовых расследований, да и у меня не хватит времени этим заниматься, у меня немного другая работа. Мы с нашими партнерами из «Балтлитстроя», на мой взгляд, нашли путь «расшивки» этой ситуации, причём комплексной. У нас же много объектов, по которым мы должны «Балтлитстрою» — и есть много объектов, по которым они должны субподрядчикам, в том числе калининградским. Мы нашли пути развязки.
— Но они подают на банкротство.
— И это хорошо. Это будет в определенной мере гарантировать равномерное распределение той оплаты, которая в ближайшие дни начнёт поступать на их счета, между кредиторами.
— За счёт внешнего управления?
— Совершенно верно. Там же есть довольно серьёзные долги перед литовской материнской компанией. Нам бы, честно говоря, хотелось бы избежать ситуации, в которой деньги, которые мы будем платить «Балтлитстрою», целиком уйдут в счёт долгов перед материнской компанией. А те же субподрядчики получат ноль рублей и ноль копеек. Этой ситуации мы точно допускать не будем, у нас есть договорённость с «Балтлитстроем» по выделению средств порциями, чтобы они равномерно распределялись и никто никого не обманывал.
— Эта идеология была придумана не вами. Николай Цуканов именно этим и объяснял невыплаты из бюджета «Балтлитстрою» — чтобы, мол, деньги не ушли в Литву. Но мне кажется, что это весьма ущербная логика. Какая разница, куда пойдут деньги, за выполненные работы-то платить нужно.
— Дело не в этом. По тому же Театру эстрады претензии «Балтлитстроя» это более 200 млн рублей, тогда как они предлагают обсуждать дисконт к этой цене в рамках мирового соглашения, причём дисконт весьма существенный. Это наводит на определённые мысли относительно обоснованности выставляемых объемов работ. Ситуация имеет двойное, тройное, десятое дно, разбираться в которых вне моей компетенции. Есть выполненные работы, которые надо оплатить, но если они готовы обсуждать вопрос о дисконте — давайте обсуждать. И всё должно быть сопровождено подтверждающими документами, подписанными актами выполненных работ.
— Вы говорите, что разбираться в этом не ваша работа — а чья же тогда?
— Курирующее министерство, зампредседателя правительства.
— И тут мы вновь возвращаемся всё к тому же вопросу кадровой политики. Человек, который возглавил ваше новое «министерство суперконтроля», Елена Серая как-то не смогла разобраться в этих двойных и тройных днах «Балтлитстроя», пока возглавляла контрольно-ревизионную службу.
— Очень многое зависит от персоналии главного руководителя.
— Инструмент заиграет по-другому?
— Да, в разных руках инструмент играет по-разному.
«Чемпионат будет, мы его замечательно проведём»
— Тогда давайте посмотрим на Остров, где строят стадион к ЧМ-2018. Дикая, если вдуматься, информация — работы в нынешнем году там не выполнены почти на миллиард рублей, которые были выделены федеральным центром. И я тут даже не про то, почему так вышло, хочу спросить. А про то, что мы получим в результате на Острове к 2018 году. Сначала, когда обсуждался вопрос о проведении в Калининграде чемпионата мира, о выборе Острова как места строительства стадиона, мы слушали какие-то сказки про то, как эта территория расцветёт всеми цветами и привлечёт сотни инвесторов. Потом всё как-то стало скукоживаться, и речь шла уже о том, что мы к 2018 году построим то, что требует ФИФА, а остальное — уже потом, может быть.
Теперь мы видим, что не можем построить в срок даже то, что требует ФИФА, если на миллиард рублей в нынешнем году не выполнено работ. Какая-то ужасающая ситуация, и у многих, у меня в частности, есть реальное опасение, что мы вообще ничего не увидим на Острове, кроме огромной песочницы и нового Дома Советов. Зачем тогда было влезать в эту историю? Чтобы кто-то повозил туда-сюда по территории области песок и заработал на этом денег? Бизнес прибыльный, спору нет, многие озолотились. Но хотелось бы какой-то более практический результат, нежели перемещение кучи песка. Вы можете гарантировать, что этот результат к 2018 году будет?
— Да, могу. Ситуация простая: чемпионат будет, и мы сделаем всё необходимое, чтобы он прошёл и нам ни в коем случае не было стыдно. Всё будет красиво и правильно. Другой вопрос, что сейчас за это платит в большей части федеральный бюджет через инструмент ФЦП. Мне бы хотелось, чтобы это так и осталось. В любом случае обязательств по подготовке к чемпионату с нас никто не снимает.
Нам придётся искать свои ресурсы, если вдруг нас лишат какой-то части федеральных денег. Будем тратить свои средства, чемпионат будет, мы его замечательно проведём, сделаем всё, чтобы он запомнился не только калининградцам, но и тем, кто сюда приедет.
А то, что территория Острова очень инвестиционно привлекательна, это факт. И у нас, в принципе, есть мастер-планы в генеральной проекции. Были определённые сомнения, возможно ли это технологически, но это опыт мирового уровня, на нашем примере можно будет делать такие же проекты в других точках Земли. В надёжности того, что там строится, у меня сомнений нет. В том, что стадион будет служить весь свой нормативный срок, я уверен. То наследие, которое мы получим, это очень существенный актив для Калининграда. Остров станет очень серьёзной точкой роста на годы, десятилетия вперёд.
— С темой чемпионата мира неразрывно связана другая «горячая точка» — аэропорт «Храброво». На этой неделе вы встречались с представителями польской авиакомпании LOT, которые решили вернуться сюда с рейсами в Варшаву. Видимо, также в связи с предстоящим чемпионатом. Но само состояние аэропорта продолжает вызывать смешанную реакцию, от изумления до ужаса. Во-первых, что там сейчас происходит? Во-вторых — есть ли уверенность, что фанаты, которые прилетят туда в 2018 году на матчи ЧМ, не умрут от ужаса, все?
— Сегодня мы завершили сделку по продаже аэропорта. В какой-то момент, после очередного совещания оказалось, что у продавца нет сильного желания эту сделку проводить. Наконец мы смогли со всеми поговорить так, что это желание появилось.
— Сами говорили или привлекали переговорщиков?
— Говорил сам, и переговорщики были разные. Общими усилиями мы смогли добиться этого результата. Ровно поэтому никого туда не звали, потому что иногда результат достигается достаточно жёсткими усилиями. Тем не менее результат есть, финансирование от холдинга «Новапорт» открыто, количество людей на стройплощадке увеличено. К концу этой недели-началу следующей будет увеличено ещё на 50 человек.
— А когда прекратится вечное отставание от графика реконструкции?
— График будет вновь пересмотрен. Сейчас мы исходим из того, что работы должны быть завершены к февралю 2018 года — это наше требование к владельцу и требование ФИФА к нам. Есть разные варианты выстраивания работ, все они подразумевают этот срок.
— Это критическое требование ФИФА? Я к тому, что (и, поверьте, это не иллюзорное опасение) если с аэропортом что-то в очередной раз случится: сорвётся график, случится кризис, упадёт кирпич на голову очередному гендиректору, и к февралю 2018 года закончить реконструкцию не удастся, есть ли риск того, что ФИФА примет радикальные меры?
— Гипотетические риски есть всегда. Но Роман Троценко (владелец AEON Corporation, в структуру которой входит получившее контроль над «Храброво» ООО «Новапорт») — человек крепкий, руководивший «Объединенной судостроительной корпорацией» и в своей менеджерской жизни многое прошедший. У меня сомнений в его возможностях с точки зрения работы на конкретных объектах нет. Я уверен, что он выполнит те обязательства, которые взял на себя перед нами и перед руководством страны.
«У нас много муниципалитетов, где просто нет энергетики»
— Тогда вопрос про энергетику. Есть весьма забавная история про Балтийскую атомную станцию, которую нам сначала обещали построить как залог энергобезопасности, вместо этого мы получили бетонный фундамент без особых перспектив, жители Немана — дулю с маком вместо социально-экономического расцвета, а потом вдруг выяснилось, что вся электроэнергия с БАЭС должна была идти на экспорт. Не слыхали ли вы что-нибудь про перспективы разморозки этого проекта? И как реализуется новая схема генерации с газовыми и угольной электростанциями, как мы готовимся к существованию в условиях возможного отрыва от единой энергосистемы благодаря позиции Литвы?
— Я начну с конца. Реализация газово-угольного сценария происходит по плану, три станции на газе и одна на угле, находящаяся исключительно в резерве, с полной защитой хранилищ угольного топлива. На случай «вдруг, если что». Плюс, этот случай у нас страхуется подземным газовым хранилищем, идёт стройка терминала регазификации. При этом стоимость газа для потребителей внутри Калининградской области никак меняться не будет. Есть небольшое отставание по строительству газовой станции «Прегольская», рядом с ТЭЦ-2, остальные станции строятся в графике, там никаких проблем нет. Они позволят нам выровнять генерацию, ТЭЦ-2 будет работать в режиме полублока. Тут всё идёт хорошо, замечательно, принято решение о докапитализации «Янтарьэнерго» через дивидендную политику «Россетей».
Мы надеемся, что те решения, которые на правительственном уровне были приняты, будут реализованы, и «Россети» в ближайшее время проведут эту докапитализацию. Сетевое хозяйство также, надеюсь, получит очень серьезное развитие от этой инвестиционной программы. Всё это уже удваивает нашу генерируемую мощность. В принципе, мы будем защищены с точки зрения энергопрофицита, если литовцы вдруг совсем обидятся и перестанут брать у нас электроэнергию. Это было бы довольно странно с их стороны. Но экономика перестала играть главенствующую роль не только в поведении Литвы.
Профицит энергии можно будет использовать в том числе и для роста производства на территории региона. Не секрет, что у нас много муниципалитетов, где просто нет энергетики, нет развитого сетевого хозяйства.
— У большинства вновь появляющихся предприятий одна и та же жалоба — невозможность своевременного получения необходимой мощности.
— Есть позитивный пример в технопарке в Черняховске, куда зашел французский производитель стекла. Там «Янтарьэнерго» опережающими темпами строит за свой счёт энергетику. Вся инфраструктура для инвестора там будет бесплатной, плюс там появляется большая территория, обеспеченная коммуникациями, грех её не начать продавать уже сейчас.
— Хорошо, есть одно место, где все вместе, собрав волю в кулак, обеспечили подведение электроэнергии опережающими темпами. Но что же все остальные? Пресловутый средний срок исполнения договоров техприсоединения всё равно остаётся огромным.
— «Янтарьэнерго» в этом отношении сильно продвинулось. За последние 2–3 года у нас в два раза сократился срок техприсоединения. Я не могу сказать, что он меня устраивает. Меня устроил бы такой срок, как в Татарстане или Московской области. Я надеюсь, что та инвестпрограмма, которую будет реализовывать «Янтарьэнерго», наконец позволит и в этом ключе снизить напряжение в этом вопросе.
Возвращаясь к атомной станции. Мы обсуждали этот вопрос с коллегами из «Росатома» не раз. Технологическое оборудование, которое было заказано для Балтийской АЭС, частично уже переводится на другие объекты. Но как Балтийская, так и Белорусская АЭС строятся в расчёте на будущий энергодефицит, к примеру, в Польше, которая за счёт выбытия угольных станций в течение ближайших 5–7 лет столкнётся с дефицитом примерно в 7 гВт.
— Но в Белоруссии АЭС при этом строится, а у нас — нет.
— Да, строится, на российский кредит в 9 млрд долларов. Но дело не в этом, а в том, что Белоруссия — это целая страна, где реализован технологический переток энергии в Россию. У нас, к сожалению, такой возможности нет. Представьте себе атомную станцию, которая не может выдать энергетику вовне, в Литву или в Польшу. И даже если мы построим три алюминиевых завода, которые будут забирать всю эту энергию, и вдруг у них что-то случится и они остановятся, то атомная станция тоже должна будет остановиться. Только её потом не запустишь.
Технологическая необходимость перетока для работы Балтийской АЭС очевидна, экономическая потребность наших соседей в дополнительной электроэнергии тоже очевидна. Я очень надеюсь, что экономическая целесообразность рано или поздно всё-таки возьмёт в этом вопросе верх и мы вернёмся к строительству атомной станции.
— Но конкретных подтверждений у вас пока что нет?
— Этот вопрос всё же лучше адресовать «Росатому». Мы в своих контактах с польскими и литовскими партнерами ведём разговор об этом, подтверждаем нашу готовность возвращаться к этой теме, гарантировать им поставки энергии с этой станции.
«У нас нет задачи всё побыстрее распродать»
— Инвестиционный климат оставляет желать много лучшего уже который год. Недавно эксперты-экономисты Александр Харин и Артур Усанов опубликовали в «Вестнике БФУ» статью о деградации инвестиционной привлекательности Калининградской области, констатировав системный характер проблемы и фактический провал эксперимента с налоговыми преференциями ОЭЗ. Каким образом вы намерены этот инвестиционный климат улучшать? Какова сейчас судьба так называемого «закона о Калининградской области»?
— Отчасти я согласен с выводами, которые были опубликованы. Но мне всё же кажется, что свою эффективность механизмы ОЭЗ показали — в первые два с половиной-три года своего существования. Потом — да, действительно, спад объема инвестиций. Но есть объекты, которые никогда никуда не денутся, то же «Содружество-Соя» никуда не денется, и много других предприятий также.
Неоднозначен вопрос снижения инвестпорога для получения статуса резидента со 150 до 50 млн рублей. Чтобы не столкнуться с предприятиями, которые попросту закончат работу в момент окончания периода льготного налогообложения.
«Закон», как мы его называем, а на самом деле там целый пакет законопроектов, в определённой части предполагает экономическую компенсаторику. Когда в 2006 году начиналась ОЭЗ в Калининградской области, она была своего рода пионером. Затем всё лучшее, что было «обкатано» здесь, перекочевало на основную территорию Российской Федерации, по нашему примеру начинали создаваться другие зоны. Но затем мы выпали из этого процесса, новые механизмы начали «обкатывать» на других территориях — Дальнем Востоке, Северном Кавказе. Мы хотели бы применить здесь все те льготы, которые есть на других территориях.
Я точно гарантирую, что эти изменения — не последние. Нам хотелось бы внедрить заново в сознание федеральных чиновников, да и в наше собственное сознание мысль о том, что мы должны быть стартовой площадкой. В хорошем смысле слова. Передовым регионом, на котором должны обкатываться лучшие практики, на нас это быстрее видно, здесь граница, здесь проще проверить экономический эффект.
— Для инвесторов такой статус русского поля экономических экспериментов не станет отпугивающим фактором? У нас и так стабильности что-то не видать.
— Я не говорю о том, чтобы экспериментировать и затем откатывать всё обратно. Закон об особой экономической зоне в текущей редакции содержит гарантии неухудшения текущего режима, компенсаций в случае потерь инвесторами. Исходя из этого принципа мы и дальше будем моделировать изменения. И я надеюсь, что, если геополитическая ситуация с нашими партнерами в Евросоюзе в какой-то перспективе будет улучшаться, мы станем тем регионом, где будет идти ускоренное взаимодействие с ЕС.
— Бюджет области на 2017 год внесён, наконец, в областную Думу. И с ним всё тоже непросто. С одной стороны, наш новый депутат Госдумы Александр Пятикоп через свой фейсбук целыми днями стращает урезанием федерального финансирования. С другой стороны, в проекте бюджета заложен какой-то сверхоптимистичный рост собственных доходов — аж на 4 млрд рублей по сравнению с 2016 годом. Перефразируя ваши слова: откуда бабки?
— Да, я тоже читаю заявления господина Пятикопа, и мне иногда реально страшно становится. Но он молодец, бьётся за регион. Но райтеров в фейсбук ему надо вернуть (смеется). На вопрос о том, откуда возьмутся эти дополнительные доходы, лучше ответит вице-премьер по финансам Эдуард Батанов, тем более что проект бюджета в областной Думе проходит определённые метаморфозы.
— Среди прочих источников доходов — какая-то невероятная по сравнению с предыдущими годами программа приватизации областного имущества, которая должна принести 1,8 млрд рублей.
— Это не так много, как кажется, учитывая, что у нас есть один участок земли с кадастровой оценкой в 14 млрд рублей. Но у нас нет задачи всё побыстрее распродать, чтобы профинансировать наш дефицит бюджета. У нас запланировано много мероприятий для его компенсации, включая повышение собираемости налогов и повышение наших рейтингов для увеличения возможностей заимствования на открытых рынках. У Эдуарда Батанова в этом опыт большой, и мы возлагаем на него большие надежды.
Ну, а в части приватизации — не факт, что всё, что мы закладываем в план сейчас, будет приватизировано. Так, наши планы относительно «Региональной энергетической компании», возможно, сделают её прибыльной, и мы откажемся от её продажи. У меня очень много вопросов к тому, как велась политика в отношении этой компании. Сейчас все поручения даны, надеюсь, в этом вопросе всё будет хорошо.
— Ну и хорошо.
P. S.
— И что, не спросите, кто моя мама и кто мой папа? Неинтересно стало, кто меня сюда прислал?
— Зачем мне задавать вопросы, на которые вы не ответите? Кстати, вас самого-то перестал так сильно беспокоить этот интерес к вашим семейным связям?
— Он вроде сошёл на нет.
— То, что вам не задают эти вопросы, не означает, что они никого не интересуют. И причина этого интереса — не в вас лично. А в том, в какой стране мы живём. А живём мы в стране, в которой 30-летний человек не может стать губернатором, не будучи чьим-то протеже, сыном, внуком, братом, сватом или соседом по дачному обществу.
— Может.
— То есть вы исключение?
— Я — новое правило.
Автор: Алексей Милованов
фото: Виталий Невар