В начале семидесятых папу Нюты Константина Матвеевича Федермессера, основоположника советской акушерской анестезиологии, и его друга Бориса Андреевича Золотухина, юриста, в будущем одного из авторов Конституции России, отовсюду выгнали за диссидентство. Первого – из Института акушерства и гинекологии, второго – из Московской городской коллегии адвокатов. Работать в столице стало невозможно. Константин Матвеевич и Борис Андреевич стали искать поблизости, в Ярославской области, жилье. Федермессер купил дом в деревне Никитино-Троицкое, в двадцати пяти километрах от Поречья. Он принадлежал семье Рябининых, стоил шестьсот рублей. Бабушка Нина Николаевна, которая сейчас греется у изразцов в доме милосердия, – из тех самых Рябининых.
В детстве Нюта ездила в Никитино каждое лето. В студенчестве чуть выпала из неспешной сельской жизни: стало неинтересно. А потом появились дети, и Нюта стала снова ездить сюда, уже с мужем Ильей Городецким, лучшим русскоязычным покерным комментатором. Умирая, Нютина мама Вера Васильевна завещала развеять в Никитине часть своего праха, и папа предложил: «Давай прямо тут, на участке, где альпийская горка. Потому что ты волей-неволей не дашь ей зарасти, будешь ухаживать за этими камнями». С возрастом Нюта поняла: она просто не может больше без этого места. «Есть модное выражение "место силы", для меня место силы – здесь, я это ощущаю физически, – говорит Федермессер. – Когда тепло, мне нужно обязательно встать босыми ногами на землю. Здесь небо ближе и родители ближе. Я с ними будто разговариваю. Как в мультике – общаюсь через нарисованную трубу. Сюда приезжаешь на день – и неделю потом работаешь. Мужу который год говорю: "Можно в отпуск никуда не ездить? Провести две недели в Никитино?" Последняя летняя фотография Нютиного папы сделана в Поречье, у главной местной достопримечательности – девяносточетырехметровой колокольни, самой высокой в России после Ивана Великого в Кремле. Константина Матвеевича не стало три года назад, Нютиного дома милосердия он не увидел.
В Поречье Нюта с сестрой и родителями приезжала покупать лук, завязанный косами: «Лук нужно покупать только здесь. Даже когда мы в детстве ходили на Черемушкинский рынок, мама всегда спрашивала лук и огурцы из Поречья». Веками это было богатое село – еще Петр I посылал местных жителей в Голландию учиться сельскому хозяйству. Нюта понятия не имела, что здесь есть дом милосердия. Но однажды ей позвонили и попросили помочь найти обезболивающее для умирающего в Поречье старика. Тамошний врач ничего не могла сделать – не было лицензии. Так все началось.
Добротный каменный дом еще в XIX веке построил купец Устимов. Позже его семья передала усадьбу в дар селу Поречье для организации больницы для бедных. В 1926 году дом реквизировали, но он остался больницей, потом стал домом сестринского ухода, затем домом милосердия. Здесь лежали очень разные люди – и «совсем хосписные», объясняет Нюта, и просто очень старые, нуждающиеся в уходе. «И я подумала вот что. Есть мамин хоспис на "Спортивной". Его нужно сохранить. Там все ее, даже стол, к которому до сих пор никто не притрагивается. Но при этом хоспис этот городской. А я – наемный работник, там все не твое. Если начал ощущать это своим, потом хрен уйдешь, начнешь держаться зубами. А ведь на старом месте глаз замыливается. Надо спокойно отнестись к ситуации, когда попросят уйти. Я все время говорю себе: "Это не мое. Это мамино. И вообще – городское". А где же тогда мое? И я решила, что мое – хоспис в Поречье».
С ПРЕЗИДЕНТОМ ПУТИНЫМ, 2018
Нюта подняла на ноги местную администрацию, взялась за дело, как она умеет, не размениваясь на бюрократические формальности. В какой-то момент власти Ростова Великого испугались: у больницы нет лицензии на оказание паллиативной помощи, всех накажут. Больных в срочном порядке эвакуировали в Ростов. Нюте тогда было стыдно, что она сюда полезла как танк, сорвала людей с места, подвела. Тогда и возникла идея партнерства государства и фонда «Вера». На момент сдачи этого номера в печать партнерство укрепилось настолько, что с Нютой в Ярославле встретился Владимир Путин. «Глава государства впервые столь серьезно и пристально занимается проблемой паллиативной помощи», – сообщал репортаж в программе «Время». Накануне встречи Нюта сняла для президента видеоэкскурсию по дому милосердия в Поречье. А на встрече попросила поспособствовать декриминализации ответственности врачей в том, что касается обезболивания. Путин записал обращение к сотрудникам и пациентам хосписа. Передал елку, новогодние подарки и даже направил в Поречье первого заместителя руководителя своей администрации Сергея Кириенко с вице-премьером по вопросам социальной политики Татьяной Голиковой брать опыт на вооружение. «Нюта Федермессер лучшая! Теперь можно и отдохнуть», – написал кто-то в фейсбуке.
Тогда, в 2018-м, пациенты, эвакуированные от Нюты в ростовскую больницу, вернулись домой, в Поречье, сильно сдавшими. Один из них – кузнец Лобов – умирал. «Я плакала. Извинялась. Помню, его привезли сюда, он немного полежал на траве, на одеяле, посмотрел на солнце. Я говорю ему: "Я обещала вас сюда вернуть. Вот – вернулись. Давайте назовем это «Дом милосердия кузнеца Лобова»?" Он отвечает: "Пойдет"». Когда название регистрировали в Минюсте, юрист сказал: «Это что такое? Надо брать разрешение у членов семьи». На что Нюта, не моргнув глазом, ответила: «Это мифический персонаж, какая семья?» Юрист пожал плечами: «И вообще слово кузнец не ассоциируется с милосердием». «Значит, будет ассоциироваться», – отрезала Нюта.
С МУЖЕМ, СЫНОВЬЯМИ МИШЕЙ И ЛЕВОЙ И НЯНЕЙ ЗИНОЙ, 2018.
У нее грандиозные планы на Поречье. Капитально ремонтировать усадьбу не будут – это убьет суть, основу. «Сколько простоит, столько и простоит», – говорит Нюта. Зато рядом можно построить новое здание. Маститый столичный архитектор Олег Шапиро уже сделал проект, но на строительство нужно много денег, потому что нет коммуникаций. А потом надо возрождать село. Не вокруг хосписа, вокруг храма, потому что свернули с шоссе, четыре минуты – и вы на месте. Почти Золотое кольцо. Что если поговорить с Минкультом и привлекать сюда экскурсии, рассуждает Нюта. Тогда появится один ресторанчик, другой, гостиница. Может, на базарной площади будет продаваться что-то кроме китайских кроссовок, и пореченцы перестанут торговать луком косами на трассе, как цыгане, а встанут за прилавки с соленьями-вареньями в своем же селе.
А еще рядом есть Ярославский фармацевтический кластер. Почему бы не попросить фармзаводы помочь купить два автобуса, на которых будет написано название компании и фраза: «В поддержку хосписа в Поречье». Автобусы будут собирать по окрестным деревням медсестер на учебу и развозить обратно. В Поречье побывала Клаудия Консон, супервайзер по качеству сестринской помощи Министерства здравоохранения Израиля. Приехала учить медсестер, влюбилась в эти места. Сказала: «Найдите мне дом, и у вас будут самые обученные сестры в мире». Дом нашли, Консон теперь его покупает. А еще из Москвы можно привозить детей на волонтерские проекты – например, работать над восстановлением колокольни и храма. А местные школьники, приходя работать в дом милосердия волонтерами, могли бы смотреть там кино – надо попросить кинотеатр «Пионер». Ведь пореченские школьники за все время учебы выезжают в кино всего два-три раза – в Ярославль. «В общем, у меня случился приступ толстовщины, нарисовалось социальное село Поречье», – смеется Нюта.
«Они хотят власти, потому что власть – это сексуально. А тестостерон, наоборот, падает».
Ее старший сын Лева (он сейчас учится в одиннадцатом классе пятьдесят седьмой школы) однажды в сердцах сказал, что ненавидит мамину работу. Потому что бывает женщина-мать, бывает женщина-жена, а бывает женщина-работа. И его мама – женщина-работа, ее никогда нет дома. Осторожно интересуюсь у Нюты, правда ли сын ненавидит то, что она делает? «Нет, конечно, – улыбается Нюта. – Это он подает сигнал, что ему нужна мама. Лева уже два лета проводит в фонде, работает в детской региональной программе. В первый год через неделю он уже разбирался в оборудовании, отличал один аспиратор от другого, знал, при каком диагнозе что применяется. Я спрашиваю: "Как это ты?" А он мне: "Я сижу, договоры разбираю, а девчонки вокруг меня говорят по телефону. Я запоминаю". В этом году мне сообщили, что он обзванивал семьи, в которых умерли дети, и звал их на традиционный День памяти. Я обалдела: "Да вы что? Как мальчишка может звонить семьям?" А мне: "Вы даже не представляете, насколько деликатно он это делал". Мне очень повезло с няней. Няня Зина. Я всегда говорю, что это мама нашла мне ее оттуда, с небес. И конечно, заботливый и теплый Илья. Для него это невероятная ломка, потому что он детям и мама, и папа. Он в родительском чате, он на собраниях, он организует день рождения нашего младшего сына Миши. И он же добытчик. Только недавно я перестала просить у него деньги на все подряд. У меня сейчас очень достойная зарплата».
Нютин муж Илья Городецкий в свободное от родительских собраний в пятьдесят седьмой школе время комментирует все крупнейшие покерные события на российском ТВ. Он был профессиональным игроком, участвовал в Мировой серии покера и Европейском покерном туре. Нюта и Илья познакомились в 1999-м – вместе работали на шахматном сайте Гарри Каспарова. Он, кандидат в мастера спорта по шахматам, писал и редактировал тексты. Она, выпускница Института имени Мориса Тореза, театральный переводчик-синхронист, в шахматах ничего не понимала, но руководила переводческим отделом.
Их Миша родился очень тяжело. Сильно болел, до трех с половиной лет не говорил. По еврейской традиции ему даже меняли имя. «Такая мистическая вещь – болела мама и болел Миша, – рассказывает Нюта. – И мама однажды сказала мне: "Я устала". А я говорю: "Мам, ну прекрати кокетничать. Ну что такое – устала, устала". Это сейчас я понимаю, что она правда не могла уже жить. Хотите – верьте, хотите – нет, мама заключила сделку и поменялась с Мишей местами. Он болел бесконечно: реанимации, плевриты. И вот я лежу с Мишей в очередной больнице, и мама пишет: "Я ложусь в больницу, ты не нервничай". По сути она оттуда больше не вышла. Мама ушла, а Миша больше ни разу не был в больнице».
Нюта рассказывает, что ее Миша – удивительный мальчик. С сильной лидерской харизмой. Его слушаются взрослые люди на улице. Его нельзя обнять, если он этого не хочет. И нельзя не обнять, если ему вдруг надо. И как его обожает папа, и как нежно говорит: «Тебя нет, а Миша рядом. Миша – это ты». «Но вот в чем дети не похожи ни на меня, ни на Илью, так это в том, что они оба ленивые. Ну вот откуда это? Мама в детстве употребляла в отношении меня два эпитета: "лень перекатная" и "грязнуля". Видимо, произошла компенсация. Я трудоголик, и я маниакально помешана на чистоте. Мой любимый запах – запах хлорки».
«Сегодня они приедут в хоспис, а завтра не вычеркнут строчку из бюджета».
В Поречье не пахнет хлоркой. Как не пахнет старостью. Нюта считает, что запаха старости не существует, есть лишь запах лени. Стариков просто нужно хорошо помыть, и они будут пахнуть как младенцы. На койках в хосписе все одинаковые – и бомж, и профессор, если они ухожены и помыты. Музыка их, возможно, порадует разная, а так – это как за большим ребенком ухаживать. «Понимаете, то, как вы родились, помнит только ваша мама и больше никто, – говорит Нюта. – А то, как человек уходит из жизни, формирует сознание окружающих. Вот эту тележку, слово "мужики" и небо вместо потолка будут помнить несколько вице-губернаторов, персонал, близкие. Можно уходить в боли, и это тогда станет нормой для окружающих. А можно уходить с достоинством. Я раньше переживала, что когда мы говорим о хосписе не как о смерти, а как о жизни, то это верно только для Первого московского хосписа. Ведь когда люди приходят в другой хоспис, они видят ад. А сейчас не переживаю. Пускай мы будем транслировать миф о том, что хоспис – это про жизнь, что он не должен быть гетто или лепрозорием. Это место, где время останавливается и появляется право делать то, на что раньше не хватало смелости. А еще здесь все равны. Все нажитое не имеет значения. После человека останется лишь кровать и тумбочка. Самое важное и дорогое – чтобы было, за чью руку держаться в конце. Счастлив тот, у которого эта рука есть, и к деньгам, прижизненному успеху это не имеет отношения. На этой кровати никто не жалеет, что не выполнил производственный план или не провел совещание. Жалеют, что с женой плохо расстался, а следы ее утратил, что с детьми не общается. Никто не использует это время, чтобы отомстить и дозлиться. Никто не берет телефон, не звонит и не говорит: "Умираю, но не прощаю". Люди звонят сказать: "Прости и люблю". Потому что в конце жизни общение состоит из любви. Мы лишь ее проводники».
По материалам: https://zen.yandex.ru/media/tatler/glava-fonda-pomosci-hospisam-vera-niuta-federmesser-bolshoe-interviu-5c77f9bae2d9a800afe384e0