– В прозе для меня важнее всего «возня» с красками. В этом смысле мне близко творчество Валентина Катаева и Ивана Бунина. Мне кажется, что создание образа из картины, которая видна – захватывает, возбуждает, завлекает и радует, – это самое главное. И важно рассказывать истории. В последней своей книге, – я надеюсь, она выйдет осенью, – было важно рассказать историю «других», совершенно не похожих на меня людей.

–  Расскажите поподробнее об этой книге. Личный опыт в ней имеет большое значение? За ее героями скрываются реальные прототипы?

– Надеюсь, это получился и исторический и семейный роман. Кстати, первая глава – про 6 мая, поскольку существует некая перекличка во времени. А в целом он про события 1993 года. Помните те кровавые события, произошедшие почти 20 лет назад?  Гражданская война – тема, которую каждый раз стараются избегать, но она все время возвращается.

При ее написании мне пригодились репортерские навыки: я общался с людьми с аварийных служб, с диггерами, и даже спускался под землю. Рассказ ведется о конкретных людях и их частной жизни.  Он – рабочий аварийной службы, чинит трубы. Она – работает в той же конторе, на телефоне. Между ними сложные отношения (любовь – не любовь), подрастает их дочь.

И это запутанная, в некотором смысле затуманенная история, в которой я старался не давать оценок, а просто показать историю глазами обычных людей. Надеюсь, удалось. И возможно, читатель «увидит»  в ней героя – это народный персонаж, не святой, конечно, но с какой-то мечтой о бессмертии.

– Сергей, вы успели зарекомендовать себя сразу в нескольких амплуа: в качестве молодого писателя, талантливого журналиста и даже народного активиста. Одно другому не мешает?

– Главным все же в этом перечне остается литература. Сегодня я руковожу сайтом «Свободная пресса», публикуюсь в других изданиях и это тоже в каком-то смысле продолжение литературы, поскольку написано именно литературным языком. Важно рассказывать истории, поэтому каждая статья должна быть отчасти реалистическим рассказом. Я стараюсь писать таким образом, чтобы потом все написанное можно было собрать в книгу.

Что касается народного активиста, то это естественное для меня желание – участвовать в общественной реальности. На самом деле я никогда не приходил в политику и не уходил из нее. Если называть политикой всю эту циничную стагнацию, то я в этой политике никогда и не участвовал. А если говорить о том, что русской литературе свойственно обращать внимание на жизнь, страны, людей, то да, участвовал. Я бы даже назвал себя народником, поскольку для меня преимущественнее рассказывать о конкретных людях и их судьбах.

В русской литературе Достоевский, Толстой и даже такие их идейные антиподы как Шолохов и Солженицын всегда говорили о насущном. И помимо мировоззренческих вопросов они задавали и политические в том числе.

– Какова роль писателей и журналистов в политике? Вы являетесь главным редактором «Свободной прессы» и ваше «злое» перо, несомненно, могло бы поработать на какую-либо идею. Поступали соответствующие предложения?

–  На идею оно может работать и вне зависимости от партии. К сожалению, сами партии сейчас не выражают никаких идей.

Моя задача – сделать из «Свободной прессы» площадку для высказывания. Те, кто у нас печатаются, как правило, спорят между собой и высказывают разные точки зрения. Среди них – люди, которых сегодня невозможно обнаружить ни на федеральных каналах, ни в либеральных СМИ.  Например, Михаил Делягин или Юрий Болдырев. Для меня важно сделать сайт, как говорится, «открытый всем ветрам». Поэтому не считаю нужным навязывать свои предпочтения читателям.

Другое дело, что я имею право высказывать свое мнение. Например, касающееся несправедливо осужденных.   Владимир Акименков оказался в тюрьме из-за принадлежности к левому движению. Да, я записывал ролик в его защиту. Или Даниил Константинов, о котором не любят говорить либералы. Моя статья в его защиту вышла в «МК», а на следующий день Владимир Соловьев говорил о ней на радио «Вести ФМ».

К сожалению, не помогло.  Это знак, что статьи в газете с миллионом тиражом и даже мнение, казалось бы,  близкого к власти человека – ничего в стране не меняют, общество фрагментировано.И это страшно, что человека можно беззаконно отправить в тюрьму…

– На кого вы ориентируетесь в современной литературе? Как считаете, классическая русская литература еще жива или она осталась в эпохе Советской России?

– Мне искренне жаль, что из школьной программы убрали Катаева, Алексея Толстого и прочих незаслуженно притесненных писателей. В настоящее время начали чернить писателей, имевщих лояльное отношение к советской власти.

Как сказал однажды Иосиф Бродский: «Я не хочу мазать дегтем ворота родины». Но у нас так повелось –  мазать дегтем «ворота» в том числе нашей литературы. И все из-за того, что некоторые авторы просто говорили о том, что они любят Россию. Катаев и Толстой не были большевиками, они просто были люди, верными Родине. Поэтому их и выставили конформистами, хотя это не совсем так. Пути художника сложны и неисповедимы. И то лучшее, что есть в литературе: психологизм, внимание к сюжету, точность образов и, разумеется, краски –  все это сохраняется. Когда я смотрю на сегодняшних людей, неважно какого поколения, в них я вижу важный интерес к достоверности. А это и есть – буквальное наследование критического реализма, который появился в России.

Значит, русская проза все же продолжила советское время.

– В чем заключается главная проблема современных молодых писателей –  писать некогда? Не о чем? Денег не платят? Мало хорошей литературной критики?

– Молодым писателям на сегодняшний день приходится сложно. Недавно один юноша прислал мне роман, довольно талантливый, но нуждающийся в  редактуре. А кто этим будет заниматься?  Раз имя неизвестное – то и заниматься им никто не захочет. Это проблема, поскольку для получения работы необходимо постоянно выставлять себя в центр внимания.

Но нужен еще и талант. И в этом смысле тоже сложно, поскольку к нему должны прилагаться собственное мнение, самостоятельность и, конечно же, заинтересованность реальностью – это относится и к журналистам, и к писателям в равной степени. Наиболее заметными становятся те, кто способен на «штучность», чтобы противопоставить ее стадности.

Тяжело дается « иметь свою голову на плечах», поскольку зачастую это место занимает «лента Твиттера».  Плохо, что люди, которые судят о политике или идут в журналистику –  ничего не знают, допустим, что происходило лет 20 тому назад и не способны сдать элементарный экзамен по новейшей истории.

– Талант, думаете, это врожденное свойство?

–Я думаю, что талант нуждается в развитии.

Тут огромное значение имеет среда «обитания», под нажимом которой люди меняются. Меняется их манера письма, изложения. Возможно, я идеалист, но мне близко высказывание Горького, что каждый человек в своей жизни может написать одну хорошую книгу.

Я вообще верю в людей, но, с другой стороны, все – таки, говоря о литературе, наверное, что-то бывает уже дано человеку. Гены или природа, такой вот родился. Но это так же и с музыкой или живописью, просто есть люди, которые имеют определенные врожденные склонности к литературе.

– Социальные сети не кажутся вам страшным явлением?

– Я присутствую во всех соцсетях. Инстаграм мне в последнее время понравился…с удовольствием туда щелкаю.  В них много и положительных моментов. Это моментальные СМИ, очень удобные. Но с другой стороны, – это, кстати, относится к любым информационным поводам, –  даже о смерти выдающегося человека  говорят от силы дня три. Таких проблем нет у книг, хорошая литература остается. По крайней мере, есть иллюзия, что настоящие книги имеют большую прочность, чем даже самый талантливый букет постингов с «Твиттера».

– Вы выросли в семье священника, религия играет важную роль в вашей жизни. Какова сегодняшняя роль религии в самой стране? Мы знаем, что она решительно вошла в школу, но вошла ли она в людские сердца?

– Люди имеют тенденцию накладывать образ моего папы на меня. Пытаются спрашивать меня о Церкви, например. Я с большим почтением отношусь к Церкви, и с большой нежностью к своему папе, но еще будучи ребенком я уже определился – хочу писать.

Я бы не сказал, что она решительно вошла в школу.  Есть факультатив в школах, и думаю, ученикам не помешало бы изучать основы религии. Другое дело, если попадутся полуграмотные преподаватели, которые и сами ничего не знают. Которые начнут прививать фанатизм, и навязывать собственные интерпретации. Это такое встречное движение: с одной стороны – прогрессивная публика, которая готова камня на камне от Церкви не оставить, упрекая ее в том, что она близка к власти. С другой – люди, выступающие зачастую неадекватно со стороны самой Церкви.

Поэтому, разумеется, Церковь сейчас несет большие потери.

– Сегодня в России говорят о сознательном понижении качества образования. Что это – попытка повысить безопасность системы (ведь «темными» гораздо легче управлять), недопонимание роли образования или может быть, просто глупость?

–   На уровне деклараций произносятся неплохие вещи, но если речь заходит о том, чтобы сделать в стране действительно что-то полезное, то ситуация на некоторых фронтах ухудшается. Это связано и с образованием.

Невыгодно, чтобы в стране были умные и образованные люди. Зачем это нужно? Нам, наоборот, нужна дешевая неграмотная рабочая сила. Это относится, кстати, и к миграционной проблеме. Государство живет вне идеалов, не имея представлений о развитии личности. Поэтому продолжает сокращать уроки, допустим, русского или литературы. Отменяет сочинение по Анне Карениной – для сдачи экзамена по ЕГЭ, говорят, достаточно лишь ответить на вопрос, сколько у Вронского было пуговиц на пиджаке и как звали его лошадь.

Государство должно развиваться и, в первую очередь, думать о людях, населяющих страну. Невозможно постоянно копаться в «окаменелостях» истории.

Если нет образованного человека, то все эти дискуссии об истории страны становятся карикатурными и бессмысленными. Многие люди сегодня пользуются лозунгами, но не фактами (которых они и не знают). И это деградация. Власть не интересуется ни культурой, ни идеологией – они остаются чем-то прикладным. Нет задачи реального созидания – вот в чем и заключается основная проблема.

– Есть у нас такая привычка – делить население на поколения. Какое поколение, на ваш взгляд, было лучшим в России? О поколении тридцатилетних  говорят, к примеру, что оно потерянное, выросшее в 90-х, что оно спивается и больше других ностальгирует по Советскому Союзу. Согласен?

–   Согласен.  Дело в том, что наше поколение попало  в зону 90-х, затем мы пересели на ледник «нулевых». А еще успели застать прощальный закат советской цивилизации. Наше поколение попало в такую перемену градусов, его все время бросало в разные эпохи , и это не может не отразиться на восприятии. Поэтому пьют и курят. Хотя в этом я себя к их числу не стал бы относить.

Но мне нравится наше поколение. Что касается 20-летних, то я вижу, что они довольно беспонтовые. Зато, быть может, в чем-то более вольные.