Василий Лановой: Мое поколение — дети войны. Для нас все, что тогда было, осталось главным в жизни
Кумир миллионов советских и российских зрителей актер Василий Лановой.
Фразу «Есть такая профессия — Родину защищать!» приписывают министру обороны Советского Союза Андрею Антоновичу Гречко, инициатору создания культовой ленты «Офицеры». Работа в этом фильме в роли Иваны Вараввы давно стала визитной карточкой народного артиста СССР Василия Ланового.
— Василий Семенович, говорят, вы могли стать летчиком?
— После 7-го класса к нам в школу пришел военный и сказал: «Ребята, можно сразу поступить в военно-воздушное училище, летчиком стать». Но Сергей Львович Штейн, мой педагог (создатель и руководитель детской театральной студии во Дворце культуры завода им. Сталина, затем ЗИЛа, с 1937 по 1977 год), актер и режиссер Московского театра имени Ленинского комсомола, когда узнал, что я сдал документы в училище, поехал туда и упрашивал приемную комиссию: «Каким он летчиком станет, еще неизвестно, а актером может стать приличным. Так что зарежьте его, пожалуйста, и пусть он окончит десять классов». И меня не приняли.
— Но вы все-таки решили стать журналистом, а не актером.
— Я обладал удивительной способностью заводить друзей, которые были старше меня, и иногда намного. Это великое счастье. Так вот, мне говорили: «Вася, у тебя золотая медаль, поступай в МГУ на факультет журналистики. А потом будешь заниматься своим актерством». В это время, в 1954 году, режиссер Татьяна Николаевна Лукашевич начинала снимать фильм «Аттестат зрелости». Посмотрев наш спектакль, она сказала обо мне: «Вот этот мальчик должен играть». А был уже назначен другой актер — Володя Сошальский, он был старше меня лет на десять. Но Татьяна Николаевна решила, что нужно снимать меня. А когда съемки закончились, я забрал с журфака документы и перешел в Щукинское училище.
— Вы много лет работаете в Театре Вахтангова. Вам поступали предложения перейти в другие театры?
— Да, но я никогда не хотел уходить из Театра Вахтангова. Многие актеры переходят из одного театра в другой, потому что им или играть не дают, или не ту сумму платят... Я окончил театральное училище при Театре Вахтангова. Здесь мой родной дом. Здесь я уже шестьдесят три года работаю.
— Несколько лет назад вы принимали участие в открытии памятника героям фильма «Офицеры».
— Это министр обороны пригласил открыть такой памятник. Там все узнаваемые — и Жора Юматов, и Алина Покровская, и Василий Семенович, и лопоухий Ванька, который командный голос отрабатывал.
— Вы же трижды отказывались от роли, когда вам предлагали сниматься в «Офицерах»?
— Да, потому что у Жоры Юматова было очень много текста, а у меня мало. Но я должен понимать, что играть. А оператор — на этом фильме волшебный оператор был Михаил Кириллов — мне сказал: «Вась, че ты мучаешься? Играй романтику русского офицерства». И тогда я сказал: «Беру!» Вот так я и стал офицером — сегодня уже в запасе. Мы очень разные с Жорой Юматовым получились в этой картине. Потом мы еще в двух или в трех картинах вместе снялись. Мы дружили, я помогал ему в этой ужасной, чудовищной истории в конце его жизни (в 1994 году Георгию Юматову предъявили обвинение в совершении умышленного убийства на почве ссоры. Дело было прекращено в конце 1995 года. — «ВМ»).
— Вы ведь ребенок войны. Как вы с двумя сестрами под оккупацией оказались?
— Мама отправляла нас каждый год на Украину, в село Стрымбу Одесской области, к бабушке. 20 июня 1941 года она договорилась с проводницей поезда, чтобы та за нами присмотрела в дороге — нас никто не сопровождал. Мне было семь, Валюше четыре, Люде десять, и проводница сказала: «Я довезу до Абамеликово...» 22 июня 1941 года мы вышли на станции Абамеликово в 5 утра. Над нами летели самолеты бомбить Одессу. Мама должна была приехать через две недели.
Не приехала ни через год, ни через два, ни через три. Дело в том, что через два дня после начала войны на химическом заводе, где она работала, весь цех обязали вручную разливать противотанковую жидкость. И через пять дней никто не вышел на работу — у всех была уничтожена нервная система рук и ног. Их сразу отправили лечиться на Кавказ. И они года три по санаториям ездили, ничего о нас не зная.
— Насколько я знаю, мама с вами по-русски не разговаривала? Только на мове?
— Не-не, она тільки на мове розмовляла зо мною. Когда я окончил в 1957 году театральный институт, Щуку, Рубен Николаевич взял меня в театр и сказал: «Вася, я вам год не буду давать никаких ролей, только массовку». Я говорю: «А в чем дело?» «В вашей речи очень много украиноидов, понимаете? Вот вы год и будете слушать, как разговаривают наши замечательные актеры». Мансурова, Гриценко, Плотников были обладателями замечательной русской речи.
Я пришел домой и говорю: «Мамо, дуже вас прошу, розмовляйте зі мной тільки на руської мові, бо мені в театрі кажуть, що у меня з каждой дірки україноіди виповзають». Она встала, серьезная очень, и сказала: «Нехай звикають». Я, как хохол, обладаю редким слухом. До сих пор второй концерт Рахманинова могу от начала до конца исполнить — первый голос, вторые голоса, третьи. Это чисто украинское свойство.
— Вы про себя сказали, что вы хохол. Сейчас за употребление этого слова в социальных сетях могут лишить аккаунта...
— Это что-то немыслимое... А главное — чем это все закончится? Как-то мне из Львова позвонили. «Василя Семеновича можна?» Я говорю: «Я слухаю вас, хлопці». — «Що ж ти, гад, наробив». И пошли ругательства. Я говорю: «Хлопці, у вас, маєте вільну хвилину свободну?» — «Да, ми тебе слухаєм». — «Пішли в сраку, і щоб я вас більше не чув, собаки». На этом закончились все разговоры. И я туда больше не езжу.
— Хочу напомнить вам про сыгранный вами эпизод в фильме «Полосатый рейс». Когда произносят его название, всегда вспоминают вашу реплику про «группу в полосатых купальниках».
— Я счастлив, что это сыграл! Потому что у меня в кино комедийных ролей до этого не было, а тут — просто замечательный комедийный эпизод.
— Каким образом у вашего персонажа встают волосы дыбом?
— Тогда же не было никакой компьютерной графики. Минут за сорок до того, как снимать, на темном фоне темными нитками мне крепили к волосам такие штуки, которые поднимали волосы дыбом. За кадром сидел человек, и этими нитками поднимал волосы, зрителям они не были видны.
— Вы ведь в Одессу, где снимали картину, приехали не специально, а оказались там случайно?
— Я приехал по семейным обстоятельствам. Моя первая супруга, Татьяна Самойлова, снималась там в картине «Мексиканец», а у меня было дней семь свободных. И я приехал в Одессу — и с Татьяной повидаться, и отдохнуть заодно. В это же время там был Володя Фетин, режиссер, который снимал этот фильм. Он меня увидел в гостинице и говорит: «Пожалуйста, сыграй мне короля пляжа».
Я говорю: «Какой король, там же эпизодик небольшой?» У меня уже был за плечами и Павка Корчагин, и «Аттестат зрелости», и другие крупные роли. А он мне сказал: «Вася, иногда эпизод способен пережить любую длинную роль». Так и случилось.
— В этом эпизоде видна ваша атлетическая фигура.
— Я вообще люблю спорт. Считаю, что для актера это необходимейшая вещь, обязательно надо заботиться, чтобы впереди ничего лишнего не было и сзади тоже. Если ты герой-любовник, изволь каждое утро делать зарядку и соответствовать своему амплуа.
— Говорят, ваш костюмер ставит вас в пример — со времен молодости ваш размер не изменился...
— Двадцать лет назад мы закончили играть «Принцессу Турандот». Год назад мне дали костюм из этого спектакля. Я его надел — ничего не изменилось абсолютно. Потому что каждый день я делаю зарядку. Вот и все.
— Вы говорите, надо заниматься здоровьем, а сами были курильщиком.
— Года три. В фильме «Коллеги» мой герой курил. Алеша Сахаров, режиссер, сказал: «Вася, ты играешь хирурга, побывай на операции, посмотри, чтобы хоть знать, каким концом шприц в тело вводится». И я пошел на Пироговку. А курил страшно, по две пачки в день. Меня пропустили на операцию — оперировали легкие курящего человека. Когда я это увидел, был потрясен. Выйдя из больницы, вынул из кармана сигареты, рядом положил спички. Это был 1962 год. Больше ни одной сигареты не выкурил.
— Лановой — собачник, я слышал?
— Да, и в связи с этим расскажу такую историю. Однажды утром в День Победы выгуливал пса, отпустил его. Идет сильно подвыпивший офицер, делает мне замечание. Я говорю: «Виноват, товарищ полковник. Исправлюсь». — «То-то же. Как фамилия?» — «Моя?» — «Да твоя мне неинтересна, знаю. Как его фамилия?» — и кивает на пса. «Шерш», — отвечаю. «Неправильно». — «А как нужно?» — «Щорс».
— Говорят, со своей будущей супругой Ириной Купченко вы познакомились благодаря спаниелю?
— Это у Иры (супруга Василия Ланового с 1972 года. — «ВМ») спаниель был, а у меня — Чарли. Мы ездили вместе в моей машине. Когда ее спаниель вошел, начал лапой толкать моего Чарли. И Чарли, хозяин, ушел. И спаниель стала хозяйкой в машине... Все началось именно с этого.
— Вы дружили с Фаиной Георгиевной Раневской?
— Многие годы мы были очень дружны. Она после «Алых парусов» вдруг заинтересовалась мною. А потом она работала в Театре Пушкина вместе с Тамарой (Тамара Зяблова, актриса Московского драматического театра им. А. С. Пушкина и режиссер телевидения, погибла в автокатастрофе в 1971 году. — «ВМ»). И когда я приходил ее встречать, вдруг там Раневская появлялась, и мы очень подружились.
— Говорят, во время съемок «Алых парусов» вы совершили какой-то романтический поступок?
— Мы ехали на съемку из Одессы в Ялту. А нам как раз привезли готовые паруса. И я капитану Дворкину говорю: «У меня в Ялте жена отдыхает. Наденьте перед Ялтой алые паруса». Он говорит: «С удовольствием».
Где-то за двадцать километров до Ялты надели эти паруса, и когда наша яхта вошла в гавань, все застыли в изумлении. Мы подошли прямо к актерскому дому отдыха. Потом мне Тамара сказала: «Обалдели все!» Это действительно было очень красиво и неожиданно.
— Вы как-то жаловались на сегодняшних студентов, что они не те фильмы смотрят, не те книги читают.
— Я не жаловался. Я отмечал, чем их поколение отличается от нашего. Мы — дети войны. Для нас все, что тогда было, осталось главным в жизни. Военные стихи, песни, проза, воспоминания о войне, которые мы на всю жизнь сохранили. И до сих пор для меня это главное. А они совсем по-другому относятся к этим событиям.
— Почему вы практически перестали сниматься?
— Потому что я, как правило, снимался в хорошей драматургии. А сейчас — сериалы.
— Но вы же снимались в сериале «Семнадцать мгновений весны»?
— Это был первый, великий русский сериал. А дальше пошли такие, что не дай бог. Я же привык к тому, что обязательно должна быть драматургия. Иначе актер ничего не может сделать. Какие мозги надо иметь, чтобы на триста серий написать настоящую плотную драматургию? А потом... У меня концерты, поэтические вечера, масса других занятий... Знаете, на мой 80-летний юбилей мне из Тбилиси позвонил старый друг. И говорит: «Вася, извини, не могу сегодня прилететь, мой директор-гад назначил спектакль на сегодня. Но вот на 160 лет обязательно прилечу». Я ответил: «Прилетай, буду ждать».
Автор: Евгений Додолев